"Мы гуляли по Неглинной, Заходили на бульвар И купили синийсиний, Презеленый, красный шар!" С. Михалков
Устаревшие названия цветов и оттенков
АДЕЛАИДА - красный оттенок лилового. По другим источникам, темно-синий. В 40-50-х годах XIX в. употреблялось в печати: встречается у Тургенева ("цвета аделаида, или, как у нас говорится, оделлоида") и Достоевского ("Так этот галстух аделаидина цвета? — Аделаидина-с. — А аграфенина цвета нет?"). АДРИАНОПОЛЬСКИЙ - ярко-красный, от названия краски, которую производили из марены. АДСКОГО ПЛАМЕНИ, АДСКОГО ОГНЯ - лиловый оттенок красного, перламутрово-красный, черный с красным. АЛЕБАСТРОВЫЙ - бледно-жёлтый с матовым оттенком. АЛИЗАРИНОВЫЙ - цвет красных ализариновых чернил. АЛЬМАНДИНОВЫЙ - темно-вишневый. АКАЖУ - цвет "красного дерева", от франц. аcajou.
Хамфри Богарт — из тех актеров, которые больше своих персонажей.
Но не благодаря своей звездности, славе и голливудской светскости — факторам внешним и, в конце концов, преходящим, а благодаря внутренней загадке, онтологической неразгаданности. Его окружает аура холодной таинственности, проступающая вне зависимости от конкретных ролей и предложенных обстоятельств. В публикуемом эссе предпринимается попытка описать классический, хрестоматийный образ, созданный Богартом, отразить его таким, каким он остался в кинематографической памяти и каким его продолжают воспринимать сегодня. С другой стороны, его герои сложились в единый феномен, своеобразный метаобраз, который превзошел и самого актера, и его фильмы и оказал огромное влияние на существование человека в кадре, его присутствие на экране. Богарт — актер-миф, слившийся в коллективном восприятии, в исторической ретроспективе со своими героями до полной неразличимости, передавший им нечто большее, чем простую достоверность, убедительность, харизму и шарм. Публикуемый текст — это попытка описать мифологию и экранную феноменологию Богарта, его уникальную психофизику и загадку, заслонившую собой и актерскую технику, и даже его личность вкупе с реальной биографией. Нам кажется, что правомерность такого нетипического портрета, намеренно избегающего анализа актерской игры и ее эволюции, идеологии фильмов или времени, связана с самой поэтикой образа Богарта, который больше скрывает, чем показывает, не приоткрывая тот материал, из которого он сделан.
Хамфри Богарт — это человек с преступлениями, он входит на экран с грузом впечатлений, его руки в крови, а глаза никогда не увлажняются слезами. Хамфри Богарт не снимает со своего лица маску жесткости, в нем есть что-то от убийцы и джентльмена, все свои страдания он держит в себе вместе с чужой болью. Он отгорожен от мира невозмутимостью своего лица и своего поведения, каждый его шаг — обдуманное движение убийцы над совестью. Он ничего не боится и не думает о смерти, ведь она слишком близка ему. Смерть всегда его ждет, и он это знает.
